 Глава Росатома рассказал в интервью ТАСС о перспективных рынках экспорта российских ядерных технологий
Глава Росатома Сергей Кириенко на площадке XX Петербургского международного экономического форума (ПМЭФ-2016) рассказал в интервью ТАСС о перспективных рынках экспорта российских ядерных технологий, запуске в РФ энергоблока нового поколения и планах госкорпорации по выходу на новый рынок ветроэнергетики.
Власти страны рассматривают экспорт как ресурс для повышения темпов экономического роста. Какие экспортные рынки для себя вы считаете наиболее интересными и перспективными?
Сегодня глобальный рынок атомной энергетики сместился в сторону развивающихся стран, быстрорастущих экономик. В первую очередь, это страны Азиатско-Тихоокеанского региона, основные объемы строительства АЭС в мире - это Китай и Индия. К ним сейчас добавляются Бангладеш, Вьетнам, рассматривают освоение атомной энергетики Малайзия, Индонезия, Таиланд и Бирма. Также активизировался Ближний Восток. Причем, знаете что интересно? Программы развития атомной энергетики заявляют страны, которые обладают очень большими запасами углеводородов: та же Саудовская Аравия, с которой у нас сейчас подписано предварительное соглашение и активно идет работа. Сюда можно отнести Арабские Эмираты, где идет сооружение атомной станции. В Латинской Америке - Бразилия, например.
Также очень активно включаются страны Африки. У нас недавно было подписано подряд сразу несколько соглашений с африканскими странами. Здесь основным для нас сейчас является сотрудничество с Египтом, где было подписано соглашение о сооружении четырехблочной станции. Думаю, что в ближайшие месяцы должны быть подписаны сразу несколько рамочных контрактов по этому проекту: и на строительство, и на поставки топлива, и на сервис. Очень комплексный подход.
На мой взгляд, это и есть доказательство абсолютной конкурентоспособности атомной энергетики. Даже тем странам, которым не надо покупать и далеко транспортировать углеводороды, так как у них есть собственные запасы с невысокой себестоимостью, даже им выгодно иметь в энергобалансе значимую долю атомной энергетики.
Все больше развивающихся стран отправной точкой своей программы освоения атомной энергетики ставят строительство ядерных исследовательских центров. Будет ли Росатом активно развивать это экспортное направление?
Это связано с тем, что для "новых стран" в атомной энергетике очень важно именно создание компетенций, подготовка кадров, создание своей науки. Поэтому, либо параллельно с заказом большой станции, либо даже заранее нам заказывают построить исследовательский реактор. Как, например, соглашение по центру атомной науки и технологии в Боливии.
На полях ПМЭФ-2016 встречались с боливийским министром энергетики Луисом-Альберто Санчесом. Боливийская сторона задумывается о строительстве в перспективе полномасштабной АЭС, но уже сейчас они хотят начинать работать с освоением технологий, наукой и подготовкой кадров. Поэтому первый контракт - строительство исследовательского центра с ядерным реактором. На наш взгляд, это интересный рынок. Конечно, для "новых стран" высокий интерес будут представлять реакторы малой и средней мощности, потому что многие из них не имеют разветвленных сетей, расположены на островных территориях, где нужно обеспечивать гарантированную поставку энергии. А затраты на доставку углеводородов или иного источника сырья туда очень высоки.
Насколько значимым для российского атомного экспорта является пуск первого в мире энергоблока поколения "3+" на "Нововоронежской" АЭС-2?
В атомной энергетике ключевое условие — гарантия безопасности, которая обеспечивается только референтностью. То есть, ты должен продавать только ту технологию, которую уже построил у себя и обеспечил безопасную эксплуатацию. Собственно, покупателям в атомной отрасли надо все потрогать руками и убедиться, что ты не на них эксперименты проводишь, а продаешь проверенную технологию. С этой точки зрения физический пуск первого блока "Нововоронежской" АЭС-2, который состоялся в конце мая, имеет принципиальное значение. Это первый в мире блок поколения "III+".
В нескольких странах начинали строить такие блоки, но Россия - первая, кто построил. Таким образом, НВАЭС-2 становится референтной для всех, потому что большая часть наших покупателей, собственно, на вопрос "А что Вы хотите купить?" говорят: "Вот такое же. Сделайте нам такое же, как у себя". Что ж, прекрасно. Я считаю, принципиально важным то, что Россия оказалась первой страной, которая реально построила атомную станцию с "постфукусимскими" требованиями, поколения "III +", потому что таким образом мы создали себе важное конкурентное преимущество.
Как вы считаете, с момента введения санкций и на сегодняшний день, отмечается уже тенденция к улучшению взаимоотношений России и Евросоюза?
Вы знаете, представители бизнеса - и европейского, американского - все-таки, довольно прагматично себя ведут. Мы встречались и с представителями крупнейших европейских компаний - и французскими, и немецкими, и английскими. Все они начинают переговоры с одного и того же: "Да, сейчас, наверное, еще не самое лучшее время с политической точки зрения, но, во-первых, мы верим, что политические отношения наладятся, а во-вторых, у нас с Вами за спиной десятки лет сотрудничества, и мы верим, что у нас еще десятки и сотни лет сотрудничества впереди. И сегодняшние политические нюансы не должны никоим образом препятствовать нам в реализации имеющихся контрактов и, самое главное, в обсуждении новых".
Что меня радует, мы, в общем, со всеми партнерами, с которыми встречались, ни с кем не обсуждали сворачивание сотрудничества или его замораживание. У нас все переговоры проходили под лозунгом: то, что у нас с вами есть - это отлично, это прекрасно, мы удовлетворены; давайте обсудим, что мы делаем еще.
У них очень высокий интерес к целому ряду наших проектов. И Вы знаете, я, все-таки, считаю, что ключевым аргументом здесь являются принятые решения о сооружении новых атомных станций. Большая часть проектов по реальному сооружению новых АЭС на территории Евросоюза - это проекты российских технологий. Это реальность. И очень хорошо это видно на примерах Финляндии, Венгрии, проектах по поставкам топлива в большинство стран Евросоюза, новым контрактам, которые сейчас подписываются.
В этой же логике лежат договоренности между топливной компанией ТВЭЛ и подразделением General Electric компанией GNF, по созданию совместного предприятия для поставок топлива "ТВС-Квадрат". Что здесь самое главное? То, что заказ на это топливо не мы формируем, а американские энергокомпании, то есть потребители. Они говорят: мы считаем, что это выгодно и целесообразно, это обеспечивает нам безопасность и экономику. Для них аргументом является то, что если вдруг будет принято какое-нибудь политическое решение, ограничивающее участие России на европейском рынке или на американском рынке, это приведет к резкому ухудшению условий для них самих - для энергетических компаний. Потому что тут же возникнет монополия.
Мы для потребителя интересны тем, что даем качественное предложение по конкурентоспособным ценам. Это для них гораздо более серьезный аргумент, чем любые политические дискуссии. В политической сфере сегодня превалируют одни эмоции, завтра будут другие превалировать - а нам надо работать. И нам нужно заключать контракты, которые будут обеспечивать нашу надёжную работу и через десять, и через двадцать, и через тридцать лет. Вот это самое главное.
Какое влияние на взаимоотношения с партнерами окажет победа Атомстройэкспорта в международном арбитраже против болгарской компании NEK?
По АЭС "Белене"?
Да.
У меня к решению Женевского арбитража отношение смешанное. Потому что, с одной стороны, конечно, я полностью удовлетворён, это справедливое решение. И не буду скрывать, что многие сомневались в принятии справедливого решения в споре между российской и европейской компанией в сегодняшней политической ситуации. Оказывается, это возможно. И это вызывает у меня, честно говоря, уважение к независимости и профессионализму коммерческого Арбитража при международной торговой палате в Женеве.
Самое главное, что решил Арбитраж - это даже не сумма. Сумма - это следствие. Главное - арбитраж признал, что все действия нашей компании были добросовестными. Что мы строго выполняли все свои обязательства. И более того, они специально исследовали этот вопрос. Я сам ездил туда в качестве свидетеля для дачи показаний, поскольку участвовал во всех переговорах. Это интересный опыт. Шесть с лишним часов подряд непрерывных ответов на вопросы арбитров. Их интересовала каждая деталь переговоров, логика принятия решения. Суд определил, что ответственность за срыв этого проекта полностью лежит на болгарской стороне. И именно в силу этого было принято решение о компенсации 620 миллионов евро.
С одной стороны есть чувство удовлетворения, с другой стороны остался горький осадок. Потому что с гораздо большим удовольствием я бы сегодня порадовался, например, тому, что мы бы сейчас пускали "Белене". Тендер был выигран в 2006 году. Мы уже в 2016 году находимся. За эти годы можно было построить АЭС "Белене".
Предметом нашей работы и нашим бизнесом является строительство хороших атомных станций, так чтобы это было выгодно и заказчикам, и нам. И мы умеем это делать. Судиться - не наша работа. У нас просто не осталось другого выхода. Но с другой стороны, считаю, что для всех наших партнёров в мире это важное подтверждение того, что мы всегда действуем добросовестно. Мы гордимся репутацией компании, которая всегда выполняет свои обязательства. И собственно, международный арбитраж это только что подтвердил. Думаю, что это вклад в укрепление нашей репутации в глазах всех наших партнёров в мире.
Дочерняя компания Росатома одержала победу в конкурсе на сооружение ветрогенераторных мощностей. Почему Росатом решил вложить почти миллиард долларов в этот тип энергогенерации?
Первое. Мы никогда не пытались занять однобокую позицию, что "вот атомная энергетика лучше всех, поэтому надо все остальные станции закрыть и строить везде только АЭС". Я искренне убежден, что бессмысленно начинать сравнивать, какой вид генерации абсолютно лучший. Это глупость. Потому что на борту угольного разреза с дешёвым углём, нет ничего лучше угольной станции, только с хорошими технологиями очистки. Но как только тебе надо везти это за сотни километров, то на расстоянии 600–700 километров от разреза, экономика начинает пропадать.
В створе великой реки, которых в России достаточно, ну конечно, правильнее построить гидроэлектростанцию. Большие затраты на старте, но зато потом сравнительно маленькие издержки на эксплуатацию. Где-нибудь на Ямале, где у тебя попутный газ просто под ногами, ну наверняка надо построить парогазовую станцию и не думать о строительстве АЭС. Поэтому вопрос в правильном балансе. Каждая страна, каждая территория выбирает для себя правильный баланс. Поэтому ничего удивительного, что мы проявляем интерес и к другим типам производства энергии.
Наша ниша - это безуглеродная энергетика. Потому что атомная энергетика — это ключевой вклад в безуглеродную энергетику в духе решений Парижского климатического саммита.
Раз у нас есть такой интерес, мы внимательно смотрим, где могут быть использованы наши компетенции в первую очередь в машиностроении. Наши заводы много поставляют для российских тепловых станций, для российских гидростанций. И мы понимаем, что они в состоянии производить оборудование для ветроэнергетики.
Для развития программы обогащения урана в центрифугах используют углеволокно. Мы вынуждены были инвестировать довольно приличные деньги и построили крупный завод "Алабуга-Волокно"в Татарстане, который сегодня в состоянии полностью покрывать все потребности России в углеволокне и имеет большой экспортный потенциал. Понятно, что наиболее современные ветрогенераторы на сегодняшний день содержат основу, которую может производить "Атомэнергомаш", и идеальная версия из углеволокна делать лопасти.
Таким образом, у нас есть необходимая производственная база для этого. Плюс, у нас есть опыт энергогенерирующей компании - концерна "Росэнергоатом", и хороший управления строительством сложных объектов. Мы не шли раньше в тему ветроэнергетики только потому, что это не имело экономической привлекательности до той поры, пока правительство России не приняло решения об установлении специальных условий. По сути, это договора на дополнительную оплату мощностей. Условия хорошие. С учетом этой государственной поддержки производство электроэнергии становится выгодным.
Главная проблема, почему, на мой взгляд, все остальные участники рынка осторожничали, — потому что правительство поставило очень жёсткие требования по локализации. Если уж государство это поддерживает, то не просто для того, чтобы профинансировать покупку оборудования за рубежом, а для того, чтобы таким образом создать всю технологическую цепочку по производству оборудования ветроэнергетики в России. Там очень жесткие требования, уже на старте 55 процентов локализации, к концу строительства ветропарка мы должны выйти на 65 процентов локализации. Это сложно, если у тебя нет соответствующей инфраструктуры и опыта. А у нас они как раз есть. И это вполне соответствует нашей стратегии развития безуглеродной энергетики. Поэтому мы приняли решение участвовать в конкурсе и победили в нем.
Беседовала Елизавета Царицына
|
